Влияние COVID-19 на салафитско-джихадистский терроризм

Во всем мире самыми стойкими противниками конвенциональных мер против COVID-19 были религиозные радикалы, фундаменталисты и боевики практически всех вероисповеданий. В то время, как некоторые придерживаются теорий заговора, чудесных лекарств или теологических теорий конца света, другие используют кризис как возможность для распространения религиозной идеологии и ненависти, побуждая последователей к участию в боевой или террористической деятельности. Группы салафитов-джихадистов не исключение. Есть свидетельства тому, что они воодушевлены кризисом COVID-19 и пытаются извлечь выгоду из уязвимостей, связанных с западной безопасностью.[1] Факты свидетельствуют о том, что они значительно активизировали свою пропаганду и операции на Ближнем Востоке и в других местах, включая Азию и Африку.[2]

В этой статье оценивается влияние кризиса COVID-19 на будущее угрозы, исходящей от групп салафитов-джихадистов, путем изучения того, как кризис может изменить главное послание и стратегию салафитов-джихадистов и, в свою очередь, повлиять на вербовку, тактику, возможности, лидерство, и даже их доктрину. Большинство аналитиков придерживаются мнения, что нынешний кризис COVID-19 может увеличить риск терроризма как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, поскольку террористы стремятся извлечь выгоду из уязвимостей, появляющихся, когда государства замыкаются внутри себя для борьбы с вирусом.[3] Однако некоторые элементы кризиса могут также иметь сдерживающее воздействие на террористическую деятельность и террористические операции. Источники финансирования могут иссякнуть, а меры социального дистанцирования и запреты на поездки сделают некоторые террористические тактики, такие как взрывы и наезды с использованием крупногабаритных транспортных средств, менее эффективными и более простыми для обнаружения. Кроме того, террористы, как и все остальные, подвержены риску заражения вирусом.

Поэтому, продолжение террористической активности в долгосрочной перспективе зависит от способности групп противостоять предстоящим пост-пандемическим вызовам, которые могут в конечном итоге нанести ущерб их дееспособности, легитимности и живучести в долгосрочном плане. Пандемия может серьезно повлиять на многие группы салафитов-джихадистов, столкнув их с экзистенциальным кризисом, из которого им будет нелегко оправиться, поскольку они окажутся уязвимыми не только к самому вирусу, но также и к стратегическим и экономическим последствиям пандемии.

В этом анализе исследуются три вызова, которые группировкам джихадистов, скорее всего, придется преодолевать в результате нынешнего кризиса COVID-19: во-первых, это проблема их стратегической миссии и их возможностей, особенно в том, что касается операционализации мотивов мученичества и мести. Во-вторых, это вызов к их идеологии, вере и религиозному толкованию Священных Писаний, влияющий на связность их доктрины и «бренда». И в-третьих, это проблема их единства и способности давать членам общую групповую идентичность, что может повлиять на рекрутирование новых сторонников. То, как группы джихадистов и их лидеры будут решать эти многоуровневые задачи, повлияет на их сплоченность и эффективность, а также на доверие к их посланиям. Это также может иметь последствия для их лидерства и управления, что может определить значимость группы как глобальной угрозы в будущем.

Коронавирус – уничтожитель угнетателей и мученичество для верующих

Чтобы полностью понять реакцию джихадистов на COVID-19, нам нужно выйти за рамки первоначального анализа того, что, по нашему мнению, группы джихадистов могут делать к тому, что они на самом деле говорят, что они будут делать, а также спросить есть ли у них возможности для реализации этих планов. Первым посланием СМИ ИГИЛ о COVID-19 было предупреждение – в значительной степени в соответствии с руководящими указаниями ВОЗ, но взятое прямо из Священного Писания – держаться подальше от «области, пораженной эпидемией», мыть руки и лицо и воздерживаться от заражения других.[4] Это послание быстро распространилось в западных СМИ, вызвав столь приветствуемое комическое облегчение («ИГИЛ предостерегает от поездки в Европу для совершения террористических актов, чтобы не умереть от коронавируса»), но оказалось, что оно было неправильно истолковано. Более подробный текст и несколько последующих заявлений как ИГИЛ, так и других групп, очень четко отражают позицию джихадистов: Коронавирус – это «воин Аллаха», который был послан, чтобы поразить «угнетателей крестоносцев и их наемников среди сионистов и вероотступников» в отместку за жестокие репрессии против мусульман во всем мире.[5]

Далее, 19 марта редакционная статья ИГИЛ в журнале аль-Наба' призвала мусульман защитить себя с помощью физических мер предосторожности и молитв, а также извлечь выгоду из паралича западных государств и их вооруженных сил, начав атаки, подобные тем, что были в Париже, Лондоне и Брюсселе, и покорить новые земли.[6] Моджахеды не должны проявлять милосердия к страдающему Западу, потому что «лучшее послушание Всевышнему Аллаху – это вести джихад ради Аллаха, а также причинять вред и мучить Его врагов».[7] 24 марта группа, связанная с Аль-Каидой, выступила с заявлением в медиа сети Аль-Тухур, отвергнув призыв Генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша к прекращению огня, а вместо этого призвала к усилению борьбы с парализованным Западом.[8] Затем последовали разговоры в чате и инфографика, побуждающие верующих наносить удары в своих общинах любым доступным им способом, с помощью транспортных средств или ножевых атак, предполагая, что атаки с участием одного субъекта могут оставаться преобладающей тактикой в будущем.[9]

Число связанных с ИГ атак в феврале и марте 2020 года осталось относительно неизменным по сравнению с предыдущими месяцами, но в апреле произошло заметное увеличение операций в Ираке и Сирии.[10] Более того, ИГИЛ и другие группы джихадистов предприняли целенаправленные усилия, чтобы продемонстрировать наличие успехов и приписать успех операций снижению антитеррористической готовности Запада в результате COVID-19.[11] Связанные с ИГИЛ террористические группы также были более активными по всему миру. Были задержаны ячейки в Германии, Испании и Египте в конце апреля, и несколько атак были совершены сателлитными ячейками в таких уязвимых регионах, как Африка.[12]

Группы джихадистов также явно используют нынешний кризис для распространения своих воинственных посланий к своим филиалам и среди своих сторонников по всему миру, что может иметь серьезные последствия для безопасности в долгосрочной перспективе. Призывы азиатских группировок, связанных с ИГИЛ, в том числе на Филиппинах, в Индонезии и на Мальдивах, использовать хаос COVID-19 для ведения джихада, стали причиной нескольких нападений в этих странах в конце марта - начале апреля.[13] Аналогичным образом, в течение того же периода наблюдалось заметное увеличение количества нападений, приписываемых группировкам, связанным с ИГИЛ и Аль-Каидой, в Сахеле (включая Аш-Шабааб в Сомали и Джамаат аль Ислам аль-Муслимин).[14] В начале апреля группа, связанная с ИГИЛ, убила 52 сельских жителей в богатой нефтью северной части Мозамбика, предположительно из-за того, что они отказались вступить в ряды ИГИЛ.[15]

ИГИЛ также активизировало разжигание межэтнической и межрелигиозной напряженности, что является одной из его основных долгосрочных стратегий. С закрытием границ и глобальным нарастанием страха и неуверенности, усилился воинствующий национализм по ранее существовавшим линиям религиозного разделения, равно как и превращение этнических и религиозных меньшинств в козлы отпущения. И «Аль-Каида», и ИГИЛ используют эту тенденцию, усиливая пропаганду для разжигания недовольства среди целевых мусульманских меньшинств в регионах, где они имели ограниченную поддержку в прошлом, включая Индию, Кашмир, Синьцзян и Филиппины.[16] 221-й выпуск информационного бюллетеня ИГИЛ «ан-Наба», выпущенный 13 февраля 2020 г., был, пожалуй, первым случаем, когда ИГИЛ посвятило целую страницу этнической напряженности в Индии, а 24 февраля начал выходить новый журнал, издаваемый про-ИГИЛ группой Джундул Халифах, который был посвящен исключительно маргинализации индийских мусульман (аль-Хинд).[17] Раньше индийские мусульмане неохотно принимали джихадистскую идеологию, явление, приписываемое плюралистической социальной системе и относительно мирному сосуществованию мусульман и индуистов в стране. Однако после избрания Моди в 2014 году и стремительной эскалации индуистско-мусульманской напряженности, джихадистская пропаганда в Индии усилилась. В Афганистане одна из ячеек ИГИЛ очевидно в качестве мишени имела сикхское меньшинство, когда 25 марта они убили 25 сикхских верующих в кабульском храме и в течение нескольких часов сражались с афганскими силами безопасности.[18]

Важно отметить, что послание джихада редко бывает единым. Отсутствие централизованной власти порождает поток сообщений от второстепенных священнослужителей, распространяющие опасные конспиративные теории и дезинформацию, которые имеют разрушительные последствия в реальной жизни. Например, идея о том, что вирус – это гнев Аллаха против немусульман и что мусульмане могут защитить себя с помощью молитвы, покаяния и джихада, кажется, преобладает в некоторых регионах Пакистана. В результате власти не смогли закрыть мечети и предотвратить публичные молитвы.[19] В заявлении Аль-Каиды от 31 марта значительное внимание было уделено опровержению такого образа мышления, а также содержалось обращение к немусульманам с приглашением принять Ислам.[20]

Наконец, в то время как в центре внимания Запада часто находится только прямая угроза насилия, между идеологами джихада ведутся намного более глубокие разговоры о том, как следует понимать кризис с теологической точки зрения и каковы его последствия для жизни и общества. Интересные разговоры здесь касаются доктринальных интерпретаций и теологических объяснений кризиса, который может иметь долгосрочные последствия для будущего салафитско-джихадистских операций. Ясно, что священнослужители джихадистов-салафитов на руководящем уровне заняты «контролем посланий», чтобы гарантировать, что коронавирус не подорвет их основную миссию и способность выживать после кризиса. Эти вопросы будут рассмотрены более подробно в следующих разделах.

Стратегическая миссия, тактика и способности

Исследования по вопросам радикализации и вербовки показывают, что отдельные лица присоединяются к воинствующим – и террористическим – группам по разным причинам. Однако, для джихадистов часто доминируют несколько факторов – чувство обиды и социальной маргинализации; желание отомстить за несправедливости, совершаемые против мусульман по всему миру; личная потребность в принадлежности, признании, статусе, героизме и приключениях; и религиозная обязанность / доктринальный призыв, включая соблазн будущих наград, получаемых через мученичество.[21]

Мотивы, а также инициирующие факторы, влияющие на принятие индивидуальных решений, могут со временем меняться в зависимости от контекста, а также несколько отличаться для западных иностранных боевиков и тех, кто завербован в странах с мусульманским большинством, или для тех, кто рекрутированы за пределами Ближнего Востока. Западные рекруты чаще соблазнялись обещаниями статуса и идентичности, в то время как лица, завербованные на Ближнем Востоке, похоже, больше подвержены влиянию набожности и религиозной идентичности, а также политических репрессий.[22] Желание мстить, сталкиваясь со страданиями мусульман, часто оказывалось главным «переломным моментом» для всех новобранцев, независимо от происхождения.[23]

Группы салафитов-джихадистов на протяжении десятилетий успешно использовали эти обиды и разочарования для распространения яростной воинственной идеологии, объясняющей цели ислама с использованием очень ограниченных понятий. Спекхарт и Элленберг отмечают, что джихадистам удалось убедить многих в том, что «терроризм смертников – это разновидность исламского мученичества, что построение халифата – это цель, к которой нужно стремиться, и что совершение хиджры – путешествия в страны, где правят законы Шариата, и участие в воинствующем джихаде – это обязанности всех мусульман».[24] Центральное место в этой идеологии занимает также шариатская доктрина кази (возмездие натурой или «око за око»), которое узаконивает наказание равной с преступлением тяжести для тех, кто причинил страдания мусульманам во всем мире.[25]

Для многих радикальных мусульман вирус представляет собой торжество этой идеологии. То, что вирус – «самый слабый из слабых» из «солдат Аллаха» – сумел опустошить мир «неверных и отступников» (Китай, Италию и США) больше, чем все предыдущие совместные усилия моджахедов, радует многих исламских теоретиков.[26] Утверждение, что он представляет собой божественное возмездие, которого они ждали, широко приветствуется, и оно быстро распространилось по всему миру в онлайн-чатах салафитов-джихадистов. Апокалиптическая эйфория вместе с широко распространенным убеждением, что мусульмане обладают иммунитетом от вируса благодаря молитве и джихаду, внушили чувство непобедимости некоторым радикальным мусульманским общинам.[27]

Пандемия серьезно подрывает оперативную стратегию салафитов-джихадистов, так как свобода передвижения была ограничена, международные поездки прекратились, а большие собрания (включая пятничные молитвы) были запрещены. Закрытие всех саудовских религиозных объектов, в том числе Кааба, вызвало особенно сильную реакцию.[28] Но также ясно, что неповиновение правительственным запретам уже имело катастрофические последствия. В Пакистане религиозная конференция, возглавляемая неподчиняющимися священнослужителями, стала «суперзаразным» событием, которое создало очаги глобальной эпидемии.[29] Последствия распространения COVID-19 в раздираемой войной сирийской провинции Идлиб – последней контролируемой повстанцами зоне – будут катастрофическими для и без того обездоленного гражданского населения, миллион из которых находится в лагерях для беженцев.[30] По мере дальнейшего распространения вируса по Сирии и Ираку он также может серьезно повлиять на отряды салафитов-джихадистов. Хотя террористические группы Ближнего Востока маневренны и привыкли действовать при отсутствии безопасности и в среде неопределенности, они часто живут в ужасных условиях, не имея доступа к современному здравоохранению, что делает их особенно уязвимыми к заражению.

В краткосрочной перспективе, когда силы безопасности будут снова развернуты для оказания помощи в полевых больницах и для борьбы с беспорядками, мы должны сохранять бдительность в отношении возможности того, что террористы воспользуются уязвимостями. Когда поездки прекратились и запреты стали глобальными, риторика джихадистов сместилась в сторону и почти исключительно пропагандирует операции одиноких исполнителей, мучеников веры, против западных мишеней или местных политических властей. Хотя это должно оставаться центральной проблемой безопасности, важно также осознать, что карантин предоставляет новые возможности для правоохранительных и разведывательных органов для отслеживания и задержания подозреваемых в терроризме, причем такие аресты уже произведены в Каире, Брюсселе, Германии и Барселоне.[31]

Религиозная доктрина и политические ограничения

Религиозные фундаменталисты, участвующие в вооруженных действиях – будь то мусульмане, христиане, евреи, индуисты или другие – часто имеют важные общие характеристики: они почти всегда призывают к осуществлению сочетания духовных, националистических и/или политических целей. Выживание фундаменталистских религиозных групп зависит от того, в какой степени последователи продолжают придерживаться бескомпромиссных – или абсолютных – предписаний, проистекающих из их конкретной идеологической доктрины. Такие доктрины представляют собой неизменную истину, божественную волю и требуют непоколебимой приверженности. Они четко делят мир на «добро против зла» и «мы против них», а террористическая тактика, воинственность или насильственный экстремизм легко оправдываются защитой «истины». Однако, даже абсолютистские доктрины меняются со временем, когда им приходится сталкиваться с политическими ограничениями и меняющимися реалиями. Доктрины салафитов-джихадистов ничем не отличаются от других. Их теоретики постоянно прибегают к «ихтихаду», или исламскому толкованию, возвышая одни суры или стихи Корана над другими и «переоснащая» центральные богословские концепции, такие как мученичество и джихад, для достижения собственных политических целей. Салафитско-джихадистские теоретики представляют свою жесткую, воинственную интерпретацию как абсолютную и неизменную истину, а все остальное – как ересь.

И умеренные, и крайние мусульмане верят, что в жизни ничего не может случиться, хорошего или плохого, если это не план Бога. Как и в других религиях, это создает теологическую дилемму, потому что, если Бог несет ответственность за появление вируса, у него должна быть более высокая цель, оправдывающая все человеческие страдания. Среди мусульман-экстремистов распространено мнение, что «Корона» была создана, чтобы предупредить и наказать человечество за потребительство, разрушение окружающей среды и личные излишества. Экстремисты быстро восприняли эту точку зрения и утверждают, что борьба с пандемией бесполезна и что праведные мусульмане должны вместо этого полагаться на Бога, который защитить их, если они укрепляют свою веру или участвуют в джихаде.[32] В отличие от них, умеренные мусульмане утверждают, что даже если вирус и имеет божественное происхождение, необходимо делать все возможное, чтобы остановить его распространение и сохранить жизнь, что является центральной темой Корана.[33] Фактически, рецепт как защитить общины от болезней, и «предупреждения о поездках» во время вируса взяты непосредственно из Книги медицины, Сахих аль-Бухари, в которой Мухаммед предупреждает о чуме в его время.[34] Но вместо того, чтобы обращать внимание на эти разделы Сунны, группы джихадистов превозносят хадисы о Джихаде и Кисасе, а также о необходимости использовать возросшую возможность для борьбы с неверующими.[35]

Несмотря на риск того, что это может иметь обратные последствия – как только их собственные последователи заболеют, – салафитско-джихадистские теоретики в основном придерживаются первоначального послания о том, что вирус – это гнев Бога, обращенный против неверных, но также добавляют «исправляющие» объяснения для страданий мусульман. Они утверждают, что если мусульмане заболевают, это не наказание, а испытание веры, беда, которую следует переносить со смирением и молитвами о милосердии.[36] Это, опять же, напрямую взято из Книги медицины. Тот факт, что город Медина сообщил о первых случаях смерти от вируса в Саудовской Аравии, также вызвал некоторые богословские противоречия, поскольку Мухаммед четко заявил, что «никакая чума не коснется Медины». Ученым неожиданно пришлось объяснить, почему COVID-19 не попадает в категорию «чума».

Один из ярчайших примеров того, что даже апокалиптические и абсолютистские доктрины могут быть скорректированы в соответствии с политическими ограничениями, – это пример иорданского джихадистского идеолога Мухаммада аль-Макдиси. В то время, как большинство клерикалов-джихадистов, кажется, выступают против закрытия мечетей и запрета на публичные молитвы, аль-Макдиси утверждает, что закрытие больших мечетей на самом деле является одним из преимуществ коронавируса. Он указывает, что клерикалы-джихадисты теперь могут читать свои собственные проповеди вместо того, чтобы проводить обязательные единые проповеди, навязанные правительствами. Кроме того, по его словам, женщины теперь возвращаются к ношению никаба, грешные ночные клубы и бары закрыты, а частные мечети, в которых проповедуется «истинное» послание, все еще открыты.[37]

Повлияет ли запрет на публичную молитву и отсутствие общего переживания Рамадана на авторитет доктрины джихада? Может ли отсутствие пятничных проповедей иметь дерадикализующий эффект на уязвимую молодежь? Будут ли они и дальше прислушиваться к тому, как радикальные клерикалы находят новые объяснения, соответствующие их воинственной политике? Это некоторые из вопросов, на которые мы будем искать ответы в ближайшие несколько недель и месяцев.

Кризис идентичности и принадлежности – вербовка и послания

Одним из самых сильных «притягивающих факторов» для людей, которые присоединяются к экстремистским группировкам боевиков, является то, что некоторые психологи называют «социальной принадлежностью».[38] Как говорилось выше, радикализация чаще происходит в сообществах, где люди чувствуют себя отчужденными или не на месте и где их свобода выражать свою уникальную религиозную или культурную идентичность подавляется, ограничивается или даже находится под угрозой.[39] Воинствующие группы – будь то белые националисты-джихадисты или другие – предлагают возможность активно участвовать в процесс исправления предполагаемой несправедливости, а также дают новообращенным чувство престижа и цели. Вербовщики-джихадисты хорошо осведомлены о том, что европейская молодежь из иммигрантских общин сталкивается с неопределенным будущем из-за дискриминации в вопросах жилья, образования и занятости, и поэтому они особенно уязвимы. В разгар своей кампании ИГИЛ убедительно предлагало четкую концепцию с черно-белым мировоззрением, обещанием восстановления достоинства и участия в святом деле. Тот факт, что до награды еще далеко и новобранцы рисковали стать мучениками, был без значения для тех, у кого послание ИГИЛ нашло отклик.

Ослабление ИГИЛ, возможно, замедлило вербовку иностранных боевиков для Ирака и Сирии, но нет никаких свидетельств тому, что это уменьшило энтузиазм тех, кто уже подписался под идеологией ИГИЛ – и это, конечно, не замедлило распространение воинственных идей джихада по всему миру. Однако COVID-19 сделал то, что не смогли сделать самые могущественные армии мира: ограничив поездки, он не позволил иностранным боевикам физически присоединяться к террористическим группам на Ближнем Востоке или в других местах. Хотя еще рано говорить, как это повлияет на вербовку террористов, важно отметить, что это может создать более благоприятные условия для дерадикализации. Дерадикализация экстремистских боевиков часто является отражением процесса радикализации в противоположном направлении. Условия, которые могут сделать террористов более восприимчивыми к дерадикализации, – это события, меняющие жизнь, повышенная подверженность альтернативным точкам зрения и отстраненность из-за внутригруппового конфликта и/или несогласия.[40]

Продолжающийся тактический акцент на атаках с участием одиночек может быть привлекательным для более опытных террористов, которые уже закалены в идеологии джихада. Однако новообращенные могут обнаружить, что их потребности в общности и групповой идентичности не удовлетворены, тем более что они также изолированы от своих мечетей и товарищей. Таким образом, вместо того, чтобы усиливать их отчуждение, кризис COVID-19 может иметь противоположный эффект сближения сообществ, одновременно повышая солидарность в принимающих странах с сообществами иммигрантов, сильно пострадавших от вируса.[41] По мере того, как потенциальные новобранцы групп джихада переносят последствия вируса вместе со своими ближайшими родственниками и сообществами, их личные связи с собственными сообществами могут укрепиться, что, возможно, повысит вероятность того, что они столкнутся с альтернативными точками зрения.

Мы также, вероятно, станем свидетелями растущей конкуренции за ресурсы (как человеческие, так и материальные) между салафитско-джихадистскими группами в мусульманском мире, поскольку количество поступающих в оборот новобранцев сокращается, а группы сталкиваются со все более трудными условиями. Есть признаки того, что давнее соперничество между ИГИЛ и Аль-Каидой усилилось в Леванте и Йемене. В конце апреля приложение для обмена сообщениями Rocketchat провело новую серию религиозных лекций нынешнего лидера АКАП (Аль-Каиды на Аравийском полуострове) Халида Батарфи, в которых он предостерегает от шпионажа и проникновения, и хвалит успехи в уничтожении шпионских сетей ИГИЛ. Аналогичным образом, 29 апреля йеменское отделение организации ИГИЛ выпустило новый видеоролик с обвинениями в адрес Аль-Каиды. В него вошли интервью с диссидентами Аль-Каиды, которые обвинили свое руководство в ложном обвинении членов в шпионаже.[42] Хотя эти две группы никогда не были в хороших отношениях, повышенное внимание к этим ссорам может быть признаком слабости и может оттолкнуть потенциальных новых членов.

Наконец, помимо краткосрочного непосредственного воздействия на тактику, нынешний кризис, возможно, вызовет сдвиг парадигмы для групп джихадистов, который может иметь последствия для безопасности далеко в будущем. 26 марта в интроспективной редакционной статье журнала ан-Наба’ утверждалось, что коронавирус изменил баланс сил в пользу салафитов-джихадистов. В ней утверждается, что мусульманам необходимо изменить свое понимание о враге, в частности в отношение Соединенных Штатов. В ней объясняется, что привычка приписывать США все плохие вещи достигла таких масштабов, что считается, что охват США почти безграничен, что «ничего не происходит без их ведома […] и нет ничего в этом мире […], что недоступно их власти и возможностям».[43] В редакционной статье утверждается, что пандемия позволяет салафитам-джихадистам изменить риторику и рассказать другую историю, в которой Америка больше не всемогущий «Великий сатана», а больше похожа на Короля в новой одежде. Такое осознание может придать делу джихада новую энергию, поскольку группы начинают понимать, что враг более уязвим, чем считалось ранее.

Заключение

Итак, каково влияние пандемии COVID-19 на салафитско-джихадистский терроризм в краткосрочной и среднесрочной перспективе и как исламские теоретики и лидеры джихадистов могут справиться с проблемами, которые она создает для их «бренда» и их эффективности в долгосрочном плане? Как показывает анализ, вердикт по-прежнему неоднозначен. Ранние предупреждения об увеличении нападений террористов на Запад из-за ангажированности кризисом и перераспределения сил безопасности для оказания помощи в борьбе с COVID-19 еще предстоит проверить. Скорее всего, из-за того, что незаконные источники финансирования иссякли, вербовка замедлилась, а передвижение сократилось, возможности групп салафитов-джихадистов на Ближнем Востоке (и в некоторой степени также в Северной Африке) значительно пострадали. Хотя доказательства по-прежнему в основном эпизодичны, они могут объяснить почему «обещанный» всплеск террористических атак против США и их союзников не произошел.

Однако нет никаких признаков того, что группы салафитов-джихадистов утратили поддержку и энтузиазм. Значительный рост джихадистской активности наблюдается в других странах, включая Ирак и Сирию, Сахель, Мозамбик и Сомали. Международное сообщество должно сохранять единство в усилиях по борьбе с терроризмом, сохраняя при этом бдительность в отношении пробелов как в локальной, так и в глобальной безопасности. Первым приоритетом должно быть повышение готовности к типу нападений, которые поощряются идеологами джихада и которые их кадры способны осуществить. Предотвратить нападения одиночек сложно, если не почти невозможно, но следует также повторить, что ограничения на поездки по-прежнему предоставляют возможности для отслеживания и нейтрализации террористических групп.[44]

Анализ показывает, что лидеры джихадистов адаптируют свою стратегию и тактику к оперативным ограничениям, наложенным на них коронавирусом, а также продолжают участвовать в серьезных схоластических дебатах о том, почему исламская доктрина и религиозные тексты остаются наиболее достоверными источниками ответов. Группы джихадистов – это гибкие сети, привыкшие к ограничениям и трудностям. Они также терпеливы; цели джихада по расширению Халифата не ограничиваются резким увеличением численности войск или циклами выборов. Скорее, их работа может принести плоды через десятилетия или столетия и обеспечена только апокалиптическими обещаниями. Многие священнослужители раздувают ажиотаж по поводу коронавируса, утверждая, что это начало «конца времен». 28 марта шейх Абу аль-Фатах аль-Фергали из Газы спросил, «[является ли] Корона ветром нашего века, который спасет ислам и перестроит мир заново, чтобы начался век могущества и возможностей мусульман и моджахедов?».[45] Точно так же ИГИЛ утверждает, что сейчас время, когда мусульмане должны объединиться в своих усилиях по возвращению Халифата, поскольку джихад во время Рамадана вдвойне вознаграждается на небесах.[46]

Если исламские воинствующие группы выживут, несмотря на резкий спад в вербовке и ограниченность передвижения и ресурсов, долгосрочные последствия этого исторического времени могут быть гораздо более серьезными, и противодействовать им будет труднее. Как уже говорилось, наиболее эффективной основой для вербовки для групп джихадистов является то, что они могут использовать обиды мусульман, которые чувствуют себя отчужденными и подавленными в своих родных (или принимающих) общинах. Если воинствующая пропаганда джихада и апокалиптическая идеология будут укрепляться в некоторых из наиболее уязвимых мусульманских общин мира, таких как Индия или Синьцзянь, это может иметь разрушительные последствия для международной безопасности. Мы должны быть готовы противостоять не только распространению идеологии джихада в этих обществах, но и помочь правительствам понять катастрофические последствия разделяющей и репрессивной политики против этих меньшинств. Поэтому, нам необходимо продолжать совместную работу по противодействию террористическим сетям и срыву их деятельности, а также вкладывать ресурсы и усилия в поддержку наших глобальных партнеров, которые могут иметь сообщества меньшинств, уязвимыми к радикализации.

Как группы джихадистов выдерживают пандемию COVID-19 и продолжают представлять угрозу для глобальной безопасности, будет зависеть от того, как они отреагируют на некоторые из этих конкурирующих сил. Распространение посланий является центральным вопросом, поскольку джихадистские группы пытаются привлечь потенциальных рекрутов и побудить своих более опытных членов адаптировать свою тактику, не оказывая отрицательное влияние на более широкую миссию группы. Мы должны ожидать, что послания джихада будут демонстрировать силу, призывать к победе и напоминать неизменную обязанность мусульман участвовать в джихаде. Большая часть риторики руководства джихадистов (а также онлайн-чатов) следовала этой схеме. Они преувеличивают достижения, такие как количество проведенных операций, сбитых вражеских самолетов, конфискованного военного оборудования и нанесенных потерь, приписывая свои «победы» мнимым пробелам в безопасности Запада.[47] Кроме того, они подчеркивали религиозный императив возвращения в Халифат и дополнительные благословения, обещанные при участии в джихаде во время Рамадана. Хотя мы можем надеяться, что несоответствия в посланиях и доктринах убедят некоторых искать более умеренные альтернативные точки зрения, эти эффекты могут быть незначительными по сравнению с энтузиазмом салафитов-джихадистов по поводу затруднительного положения, связанного с COVID-19.

Отказ от ответственности

Выраженные здесь взгляды являются исключительно взглядами автора и не отражают точку зрения Консорциума оборонных академий и институтов изучения безопасности ПрМ, участвующих организаций или редакторов Консорциума.

Издание Connections: The Quarterly Journal, том 19, 2020 осуществляется при поддержке правительства Соединенных Штатов.

Об авторе

Това К. Норлен, доктор философии, профессор по борьбе с терроризмом и по международной безопасности в Европейском центре исследований международной безопасности им. Джорджа К. Маршалла. Она также является научным консультантом программы ЦДКМ по изучению вопросов терроризма и безопасности.